| суббота 27.04.2024 01:11:38 | 302028, г. Орел, ул. 7 Ноября, д. 43. Телефон / Факс: 8 (4862) 43-46-71 |       |
 | ||||||
| НОВОСТИ | ПЕРЕДАЧИ | РАДИО РОССИИ | ПРОГРАММА ПЕРЕДАЧ | О НАС | ||
      |
Главная » Вести. Культура 15:25, 16 июля 2004 года <Бывают странные сближенья>:Алексей Горб выходит на сцену муниципального театра <Русский стиль> со дня его основания - десять лет. Он - ведущий артист, играющий много и интересно.Сегодня его можно увидеть в спектакле по пьесе Островского <Гроза>, в легкой комедии <Продайте вашего мужа>, в философской притче <Мост>, в почти детективной истории <Как пришить старушку>, в лесковском <Грабеже> и других работах, поставленных режиссером Валерием Симоненко. Нашу беседу с этим актером мы начнем с темы, как нам кажется, самой главной для всего его творчества. Представьте себе небольшую сцену. Горят, потрескивая, поленья в камине. В кресле сидит человек в черном. Этот персонаж в пьесе Леонида Андреева <Реквием> без имени, он -- Директор. Кто он на самом деле? Актер? Режиссер? Человек театра. Что он делает на пустынной сцене глубокой ночью? Актер Алексей Горб в спектакле <Реквием> муниципального театра <Русский стиль> сыграл одиночество творца, в воображении которого оживают призраки театра. Здесь нет сюжета, не происходит событий, взрывающих повседневность. Тогда что же играет актер, что составляет само существование его сценического персонажа? -- Вы помните персонажей, которые появляются на сцене? Они нереальные, это плод воображения моего героя, но в них и сам герой. Знаете, что мне дорого в этом моноспектакле? Леонид Андреев поднял потрясающе интересную тему творчества. Наверное, она занимает всякого человека. Посвятившего себя искусству. Я на сцене уже почти тридцать лет, а до сих пор копаюсь в себе, пытаясь понять, как во мне происходит момент рождения роли. Кто я? Что я могу, а что мне неподвластно и почему? Почему мои герои в какой-то момент начинают жить своей независимой от меня жизнью. Помните, как Пушкин был поражен, что его Татьяна из Евгения Онегина вышла замуж? Не только писатель сочиняет сюжет. Бывает, и герои сами его ведут. Можно ли объяснить творчество? - Алексей Георгиевич, наверное, за этим ответом лежит очень многое, собственно, вся ваша полувековая жизнь. Вы знает своего героя не понаслышке, вы же и есть этот самый художник. Шестидесятник не по паспорту, а по крови, по тем идейно - нравственным устремлениям, которыми дышало это поколение, вы привносите на сегодняшнюю сцену этого маленького театра свой личный опыт, вобравший две разные эпохи - социалистической мертвящей стабильности и нынешнего демократически - рыночного хаоса, а с ним и свои разочарования, и пепел от былых надежд. Весь свой опыт вы сконцентрировали и преобразили в одно чувство - чувство театра. - Ну, может быть, театра идеального, которого уже нет. У многих оно сегодня или потеряно или вовсе не приобрететено. Я им живу. А вы откуда это знаете? - Вы как-то выделяетесь в труппе, которую составляют актеры разные и по возрасту, и по уровню мастерства, и мне кажется, по мироощущению. Театр ведь для вас не просто служба - это ваша философия. А как вы оказались в Орле? Это судьба забросила меня этот провинциальный город, хотя родом я из столицы из столицы Узбекистана - из Ташкента, где успели оставить свой след видные деятели советского искусства, пережидавшие лихие военные времени, среди которых известные киношники, писатели, поэты и даже Анна Ахматова. Я, послевоенное дитя, впитывал в себя этот культурный воздух, иначе чем объяснить мою неистовую тягу к театру ? В Ташкенте я закончил театральный институт, какое-то время работал в Академическом театре имени Горького, а потом подался в Россию. Работал в Сызрани и Иванове, Иркутске, Магнитогорске и Чите, потом играл в Орле и снова - в Сибирь, в том самый ставший вдруг в 1986 году театральным город Братск, который до сих пор вспоминаю с любовью и ностальгией. Играл много, за тридцать лет - более 130 ролей. Герой по амплуа, я играл все, что давали, по крупицам постигал тайны актерского мастерства. Из Братска я вернулся в Орел, так сложились семейные обстоятельства. - А почему вы, уже мастер, пришли в молодой театр? - В это время на волне общественных бурь открылся театр <Русский стиль>, и я, естественно, в новое дело влился. Замыслы были грандиозные. Режиссер Валерий Симоненко собрал труппу, чтобы сделать театр, непохожий на другие. Мы хотели ставить драматургию, в которой бы поднимали вопросы вечные. Но жизнь все расставляет по своим местам. У театра не было здания. Нам приходилось много ездить со сказками по школам и клубам области. Мы старались, но в таких условиях очень трудно сохранить искусство. Мы хотели экспериментировать, а были вынуждены растрачивать себя, зарабатывая на хлеб насущный. Мы жили в хорошей студийной атмосфере и верили, что наше время придет. - Спектакль <Реквием>, с которого мы начали беседу, стал своеобразным манифестом молодого театра. Он жил в репертуаре долго, соседствуя со спектаклями не менее оригинальными, такими как <Гроза Островского>, <Ехай> по пьесе Нины Садур, <Голуби> Михаила Угарова, постепенно уступая дорогу спектаклям бытовым, рядовым, заведомо обреченным на кассовый успех. Свобода для творчества обернулась и свободой от государственной финансовой поддержки, надо было привлекать публику не только интеллигентную. А может, кончились художественные идеи, и о чем говорить с публикой взыскующей, это надо ведь еще понять, время резко поменялось. Все это не прошло без следа и для вас. - Разумеется. Я честно работаю во всех спектаклях, но особую радость все-таки мне приносят эксперименты, на которые режиссер Симоненко все-таки пускается. Поэтому, когда приехавший из Питера актер Александр Липов, принес в театр сценарий по рассказу выдающегося японского писателя Акутагава Рюноске <В чаще>, я заинтересовался им. Это человек сложной судьбы, он жил в предчувствии сумасшествия. Я читал его и испытывал непередаваемую боль. Когда в литературе возникает тема, близкая тебе, работа над ней становится для тебя необходимостью. - Это странная детективная история, где свидетели убийства дают совершенно полярные показания, и даже дух убитого не вносит ясности в суть происшествия. - Да, но все это придумано писателем, который и есть главный герой истории. Роль досталась мне. Я человек русский по сути своей, японской культурой никогда не увлекался, хотя интересовался фильмами гениального Акиры Куросавы. И Акутагава меня интересовал прежде всего как художник вселенского мышления. Я ведь не играю японца, я играю художника на пределе его человеческих чувств в ситуации тупиковой, горестно осмысленной. - От боли до ясного жуткого спокойствия приятия смерти как единственной возможности сохранить нетленной душу - этот процесс вы нам показываете. Вы опять акцентируете свою тему творчества. Почему? Вы уже сыграли ее не раз. - Сыграл, но она осталась для меня загадкой. Тема творчества беспокоит меня, она заставляет меня постоянно вглядываться в себя, отсюда - вечная неудовлетворенность и творческая ненасытность, а порой и нервные срывы, которые у русского человека чреваты, сами знаете чем. Самоанализ для художника - это явление естественное. Как жить честно в мире перевернутых ценностей, где ты, несущий правду со сцены, никому не нужен? Творчество, заходит в тупик, потому что нет ответов ни на один вопрос, рождающийся в душе художника. -Алексей Георгиевич, отличается чем- нибудь актер от обыкновенного человека? -Конечно. Нормальный человек живет мирскими заботами о хлебе насущном, о семье, детях. Актер тоже не чужд этого. Но это как бы один пласт жизни. А другой, самый главный, это роль. Я все время погружаюсь в нее, в воображении своем, проживаю события, связанные с моим персонажем. Иногда, со стороны, наверное, кажусь сумасшедшим - иду, размахиваю руками, что-то бормочу. И это внутри меня помимо моей воли происходит. - Ну да, помните, у Окуджавы: <И поручиком в отставке сам себя воображал>. - Вот-вот. И я воображаю. Счастливые моменты, поверьте мне, проживаю. - Алексей Георгиевич, а часто бывает у вас такое, вот как у Пушкина, когда вы не отдаете себе отчет, что происходит с вами на сцене, потому, что герой вас ведет, когда вот такие <странные сближенья> происходят? - За всю жизнь такого высшего полета было раза три. Наверное, муза не так меня любит, как Пушкина, я же не гений. Но и за эти мгновенья я благодарен судьбе. -Знаете, иногда нам, зрителям, кажется, что актерское существование на сцене - сплошной радостный процесс. На заре моей профессии театрального критика я брала интервью у выдающегося актера Николая Симонова. Говорили об удачах, к коим я относила все, что было создано мастером, о чем с юношеским задором ему выпалила, на что актер грустно ответил: <Да что ты, если и была пара удач, то это и все, а остальное - вечный пролет, всегда чего - то не доигрываешь>. Тогда это для меня было откровением. С тех пор актер для меня - нераскрытая тайна. В вас ведь тоже есть какая-то загадка. Ведь не все работы ваши одинаково хороши, а только те, где каким-то непостижимым образом смыкается ваша личность с личностью персонажа, когда происходят эти самые <странные сближения>, где вы врастает в роль так, что трудно отделить вас от персонажа. Вот так, мне кажется, произошло на спектакле <Прощай, Америка>. Непритязательная мелодрама Олега Данилова о немолодом неудачнике, которому судьба подкидывает шанс выйти в победители, но какой ценой! Надо перешагнуть через собственное прошлое, уйти от жены, от дочери и вступить в новую жизнь с женщиной, которая его давно любит. Она, теперь богатая американская бизнес - вумен готова изменить его жизнь. Спектакль не бог весть какой, а есть в нем какая-то притягательная человеческая мелодия. Может быть, потому что в нем живет наша тоска по утраченному романтизму. Жизнь-то сегодня иная. - Вы правильно сказали, что театра для меня - мировоззрение, а не только категория профессиональная. Жизнь, взятая на изломе, способна, пробудить что-то в человеке. Каждый, кто постиг тайну преображения и причащения, кто падал и подымался вместе со сценическим персонажем, грешил и каялся, каждый, кто хоть раз услышал всем сердцем, что несет театр, уже не безнадежен. Все равно вечные ценности существуют, и театр должен напоминать о них. - Алексей Георгиевич, ценности в быту сегодня поменялись. Но самое, на мой взгляд, страшное, что и на сцену приходит молодой актер, который плоть от плоти этого мира, о чем он может напомнить зрителю, если он сам этого не знает. Для него даже Шекспир - безнадежная архаика. - Да, у многих нет идеалов, веры в справедливость, душа человека нищает. Сегодня деньги - все! Но не ушло поколение, для которого духовность - слово не пустое, и не перевелись еще среди молодых истинные таланты, ушибленные театром. Художник - он вне времени, его ценности не зависят от того, что происходит за окном. Значит, искусство будет всегда возвращать человеку вечные истинные ценности. Во все времена были катаклизмы, люди теряли веру в идеалы, но потом все возвращалось на круги своя к прежним идеалам. Актеры должны быть проводниками между одним временем и другим, они должны тянуть этот воз, чтобы от истины ходячей < всем стало больно и светло>, как писал Блок. - скажите, Алексей Георгиевич, вы - человек верующий? - Верующий, но не фанатик. Я - грешник, и страдаю от своих грехов - Скажите, вы человек страстный? У вас было много увлечений? - Да, много. Настоящий актер без этого существовать не может. Без увлечений внутри пустота. А чем жить тогда? Этот божественный душевный трепет - стимул для жизни творчества. Без любви в жизни - серость и уныние. -Алексей Георгиевич, вы работали со многими режиссерами, какой тип режиссера вам нравится? - я могу наговорить вам правильных и красивых слов: режиссер понимающий, любящий актера, дающий ему творить, доверяющий, подкидывающий идеи, - но это лишь слова. Я работал в Братске с режиссером Кириллом Филиновым, который из очень посредственного артиста мог вытащить такое, о чем я раньше и не подозревал, при чем он ничего сверхъестественного не делал, но так застраивалась репетиция, что человек сам начинал творить, создавалась такая атмосфера. Для меня это до сих пор секрет. У такого режиссера и спектакли интересные и актерские работы. Получается спектакль, за которым не видно режиссера, и зритель, выходя после спектакля не говорит: <Ах, какая концепция, какой замысел, какая мизансцена>! Я тоскую по такой режиссуре. - Значит, Мейерхольд, Брехт, Любимов - это не ваша режиссура. У них концепция выпирает наружу, и они не умирают в актере. - У них и актер не умирает в режиссуре! Я бы с ними с радостью работал! Наверное, режиссерам с Алексеем Горбом работать легко. Он -думающий и очень профессиональный актер, поэтому умеет слушать. И когда ему есть что сказать в роли, спектакль от этого выигрывает. Человек у Алексея Горба не носит никакого ярлыка. Он текуч, темен и светел, способен к неожиданному вывиху. Его герой любит, размышляет, вступает в диалог с жизнью и смертью. Алексей Горб - типичный провинциальный актер традиционной психологической школы, но он обладает способностью вывести нас из автоматизма провинциальной жизни, придать свежесть самой обыденности, отраженной даже непритязательной пьесе. Его жизненно - чувственный опыт чрезвычайно богат, поэтому его герои так убедительны, и когда он наполняет вымышленного персонажа собственным внутренним богатством, мы становимся свидетелями подлинного творчества. Чем живет вне театра Алексей Горб? Семьей. У него есть кусочек земли, на котором непременно вырастет сад. У него есть любимая собака. Он пишет инсценировки, невостребованные никем, работает над ролями, которые вряд ли сыграет. Он читал мне своего Бориса Годунова, мудрого, уставшего от интриг, неблагодарности и одиночества, совсем не пафосного. Его Борис сближался с ним самим, и в этом тоже есть правда. Алексей Горб живет театром. Другой жизни у него нет. Людмила Васильева |
Адрес: 302028, г. Орел, ул. 7 Ноября, д. 43. Телефон / Факс: 8 (4862) 43-46-71.
