| суббота 20.04.2024 03:47:42 | 302028, г. Орел, ул. 7 Ноября, д. 43. Телефон / Факс: 8 (4862) 43-46-71 |       |
 | ||||||
| НОВОСТИ | ПЕРЕДАЧИ | РАДИО РОССИИ | ПРОГРАММА ПЕРЕДАЧ | О НАС | ||
      |
Главная » Орловщина 14:03, 17 декабря 2004 года БОЛХОВ: ГОРОД НЕСБЫВШЕЙСЯ СУДЬБЫСвоемерные заметки на полях провинциальной историиБолхов, г. в Орловской обл., на р. Нугрь, в 50 км от ж.-д. ст. Мценск, 13,1 т. ж. (1989) Меб. ком-т., пищ. пр-тия. Краеведч. музей. Изв. с 13 в. Большой энцикло-педический словарь. М.. 1991. Город, городок, городишко... Бoг весть почему, но в патриотическом каноне последних полутора столетий са-кральная идея о России соединена нераздельно и неслиянно с мифом о Деревне. Оставьте, господа! Не было никогда той деревни, что вымышлена пассеистической утопией по ве-сям Святой Руси. А теперь и никакой нет. Сельский космос разрушен. Сохранив социаль-но-экономические функции, село утратило культуру как способность к саморазвитию. Что осталось? Сельская местность как маргинальное пространство агрокомплекса. В фунда-менте нашего общества опорой стала связка «райцентр — сельский населенный пункт», вдоль и поперек проросшая хозяйственными, бытовыми и родственными отношениями. Ныне поруганная и пренебреженная уездная Россия — пограничная зона с подступающей катастрофой. Удержатся города, городки, городишки — устоит русская цивилизация. В отличие от деревни, орловское уездное захолустье классиков наших не вдохнов-ляло. Если и заметят, то проездом, если и помянут, так в сердцах. По преданию, сюжет, подаренный Гоголю для «Ревизора», Пушкин нашел в Малоархангельске. А друг его, зло-язычный Соболевский, известный эпиграммист, географию нашу так запоминал: «Мценск ваш, Болхов да и Кромы Мне по гадостям знакомы...» Язвительный Саша Черный в стихотворении «Уездный город Болхов» тоже желчи не пожалел: «25 церквей пестрят со всех сторон. Лиловые и желтые и белые в полоску. Дева у окна скребет перстом прическу. В небе караван тоскующих ворон. Воняет клеем, пылью и кожей. Стемнело. День умер. Куда бы пойти?» Некуда. Тупик. Так казалось классикам. Многим современникам тоже. Ни внимания, ни понимания. А райцентрам России так нужна сегодня поддержка. Экономическая. Культурная. Психологическая. Не удалому Суздалю, воссозданному на потребу туристам. А изболевшему Болхову, борющемуся за реальное бытие. Многажды выходивший на авансцену истории, этот город в конце концов оказался забытым на обочине. Когда-то конку-рировавший с Орлом за лидерство в крае, сегодня он уступает и Мценску, и Ливнам. Сво-рачивается производство. Убывает население. Молодежь мигрирует в крупные города. Родители не удерживают: что тебе тут с нами мучиться?! Уезжай... приедешь — похоро-нишь. Сегодня Болхову трудно как никогда. Окрестность от поля и хлева кормится, да и от дотаций что-то перепадает. У Орла своя политика, да и есть все же, что раскрутить в ры-нок. А тут единственное крупное предприятие, по причине причастности к ВПК в справочных изданиях не упоминаемое, который год в агонии. А что до прочих, так на их тех-нологическую базу без слез смотреть нельзя. Место на полпути: Традиция более не в помощь, а для Новаций масштаба нет. Живи ,как можешь. Сегодня в Болхове многие (страшно сказать) признательны «розе ветров» 1986 года за чернобыльский след. За отсутствием прочих источников дохода покупают хлеб-молоко на «гробовые деньги», жалкую компенсацию за загрязнение родимых улиц. Работа, если и есть, то в долг; накопления, коли и были, так в трубу; веселье — ежели по пьяному делу на случайный калым. Не всем, конечно, так туго. Как ни странно, бюджетникам тут по-легче, нет-нет, да жалованье индексируется, месяц -- другой передыха. Кто-то дела начи-нает разворачивать, впрочем, скорее делишки. Как везде, но пожиже. Местные нувориши и нуворишки тож особняки возводят. Не виллы, но на фоне ветшающих домишек после-военной застройки эти — хоромы. Есть, конечно, подвижки и в общественном секторе. Заасфальтированы по целевой программе главные улицы. Реализуется потихоньку проект газификации. А какой музей осилили! Журнал «Мир музея» статью о нем поместил, из Подмосковья смотреть приезжали «болховский вариант» концепции краеведческого му-зея, разработанный в Орле специально для этого проекта. А в музее история. Заходи — изучай, извлекай урок из прошлого. Вот только вопрос: какой? Болхованщина, или бестолковщина истории Неологизм, вынесенный в заголовок, кажется мне имеющим право на частное упот-ребление. Если «хованщиной» окрестили один из стрелецких бунтов, не столько беспо-щадный, сколько бессмысленный, то льзя и нам сходно поименовать безустанное и бес-плодное борение города с судьбой. В библиографии Болхова достаточно исследований и публикаций. Исчерпывающую работу посвятил ему классик орловского краеведения Г. М. Пясецкий. В книге «Исторический очерк города Болхова и его святыни» (Орел, 1875) он поддерживает татищевскую версию об основании Болхова сарматами в начале первого тысячелетия н. э. Сарматы исчезли, а Болхов, по прошествии темных веков, достался как выморочное наследство вселившимся в эти леса вятичам. И с ними вошел в писаную ис-торию. Но как-то неясно: более осторожные историки стали после Татищева в безуслов-ной древности сомневаться и высказываться уклончиво — известен с 13 века. Тем более, что двоится в летописях город. По мнению многих, был у него тезка в Волынских землях. Князья Болховские стали мешаться в большую политику, когда свершилась судьба над городом, и была у судьбы кривая ухмылка татарской сабли. «Страшное шествие Батыя около Болхова навсегда осталось в памяти народа, только предание о нем получило уже характер темной легенды о какой-то свинье, вышедшей некогда из Болхова и дошедшей до Карачева» (Пясецкий). Здесь начало знаменитому «свиному шляху», продлившемуся через Дикое Поле. Запустением завладели князья Хотетовские, до поры в Литовском под-данстве, потом бежавшие к Москве. Пока шел спор за Киевское наследство, поле все ди-чало, а народ скорбел. Укрепляя южные рубежи, царь Иван IV повелел поставить здесь города и населить их воинскими людьми. Во исполнение указа в 1556 году Болхов был восстановлен как пограничная крепость. Воинские люди без дела не оставались, а дело у них известно какое: ратное. Рать за ратью прокатывалась через Дикое Поле, и каждая вто-рая через эти места. В 1565 году маленький гарнизон продержался в осаде в деревянной крепостце против орды хана Девлет-Гирея. Обломался хан о болховский тын — и ушел не солоно хлебавши. Цена, конечно... Что ж, воинских людей еще прислали, крепость пере-строили. И вовремя. Ибо настало лихолетье. Смута. В 1606 году через Болхов прошел Бо-лотников. Не успели опомниться — «в 1608 году город Болхов обратил на себя взоры всей России, жаждавшей мира и успокоения от раздиравших ее бедствий своеволия и безначалия. Сюда собрал царь все свое войско, чтобы положить конец господству нового самозванца, утвер-дившегося в Орле... предавшийся постыдному бегству князь Дм. Ив. Шуйский оробел со-вершенно... город присягнул в верности самозванцу... за ним последовали и Болховские изменники; но, улучив удобную минуту, они покинули его и убежали в Москву» (Пясец-кий). Бедные болховские изменники... Как им было угадать, кому угождать, когда все цар-ство дыбом. (Военный историк В. Р. Апухтин издал «Выборки из Болховской десятни 1622 года» — Орел, 1913 — и видно по ним, каково досталось здешним обитателям: все «собою ху-ды», а большинству «на Государеве службе за бедностью быть не мочно». А эти годы еще не самые черные. С 9 октября 1941 по 29 июля 1943 район оккупирован немцами. Болхов, опорный пункт Орловской группировки противника, освобожден ценой великих жертв и страшных разрушений). К концу бунташного века фортуна мимолетно улыбнулась Болхову. Мария Мило-славская, дочь здешнего боярина Ильи Даниловича, стала царицей. А своим как не пора-деть? Стал входить Болхов в силу. По воле ее сына, царя Федора Алексеевича, собор рус-ских иерархов приговорил в 1681 году: быть в городе архиерейской кафедре! Под пастыр-ский посох в новую епископию передавались древние грады Мценск, Карачев, Кромы, Новосиль и ново- ставленный (век лишь с малым!) Орел. А где Владыка, там и прочая власть соберется. Значит — перемена участи городу. Рано радовались... Не улыбка у судь-бы, а усмешка. Денег в казне на обустройство кафедры не нашлось, архиереи множить конкурентов не желают, а царь вскоре занемог, да и умер. Сестра его, Софья, ставшая пра-вительницей, еще несколько порадела Болхову — на том век и кончился. Надежда всегда приходила в Болхов беременной разочарованием. В начале славных дел Петра занесло по пути в Киев и в сей угол. Чем-то ему, видать, глянулся Болхов; зла держать на гнездо Милославских не стал, а напротив, пожаловал здешний монастырь архимандритом на игуменство, а в город прислать повелел специали-стов-кожевенников. Ни то, ни другое даром не пропало. И монастырь в славу вошел, и кожевенное дело в гору пошло. Не гладко, конечно, с ухабами. То монастырь вдруг «за штат» выведут, то пожар горожан обездолит. Разбойники временами одолевали. Горожане их то по долгу ловят, то по страху подкармливают. И за то ездят по дорогам посвободнее: возьмут на гоп-стоп, узнают, что болховчанин — и жизнь оставят, и денег на дорогу. Так и жил город, получив полную отставку от крепостной службы. Иоанн Лукьянов, палом-ник, проезжавший тут в 1711 году, писал так: «Град Болхов стоит на Нугре, на левой сто-роне на горах красовито: град деревянный, ветх уже, церквей каменных есть от малой час-ти; монастырь хорош... рядов много; площадь торговая хороша; хлеба бывает много, а дровами сильно довольно». А еще через 70 лет проезжал здесь академик В. Ф. Зуев и тоже похвалил: «Нарочитой и известной даже в древности город по уделу своему». Много чего отметил, а в конце добавил: «Сверх того питейных домов 16». В том году город, ставший уездным, был наделен гербом: в серебряном щите поле, усеянное гречихой. На торговых и кожевенных делах стал город понемногу благоденствовать. Вознесся над округой богатыми строениями. На ежегодную Тихвинскую ярмарку при монастыре съезжались издалека. Кожевенные поставки в казну богатили многих и подолгу. Успех увековечивали воздвижением новых и перестройкой старых храмов. Теша тщеславие го-рожан, на месте первохрама былой крепости восстал к небесам Спасо-Преображенский собор о шести престолах в два этажа. И колокольня к нему с превеликим шпилем — и с курантами! Нет подобного в губернии, знай наших! Весь город может молиться, а ведь еще два десятка церквей да два монастыря. И росли в ряды от центра к концам солидные купеческие особняки. На века строились. Да короток у многих оказался век... Трудно сказать, отчего стал хиреть город. Вновь переменились времена, и в капита-листическом соревновании Болхов первенства своего не удержал. Говорят, что поскупи-лись отцы города на взятку, и железная дорога пошла через Мценск. На храмы не жалели, а тут пожмотничали, вспомнив не ко времени дедовский завет: «Жми денежку в кулак, чтоб пищала». Недальновидно. Товарный поток, а с ним и прибыль, пошли мимо. (Впрочем, есть иная версия: взятку-то дали, да только за то, чтобы дорогу мимо провели. Ну, это уж... заведомо ложные измышления. Поклеп на «своемеров»...). А еще поговаривают, что в Крымскую кампанию захотели промышленники куш по-больше сорвать, да и пустили гниль на подметки к солдатским сапогам. Дело вскрылось. Подловила судьба-злодейка. Лишили тароватых кожевенников госзаказа, а от конкурентной борьбы за рынки сбыта отвыкли у казны за пазухой. Вот и покатились дела от собора-то да под Красную горку. Неудачи порождали в болховчанах не предприимчи-вость, а упрямство. Из поколения в поколение держались за привычное. Болхов более всех в крае стоял на пути триумфального шествия Советской власти — до конца января 1918 г. Зато уж и показала себя новая власть... 10 марта в город вошел особый отряд по охране порядка: три десятка всяческого сброда при двух пулеметах. По мандату нового самозванца «верховного комиссара» анархиста Су-хоносова арестовали местный уисполком и два дня терроризировали обывателей. Расстрелы, грабежи-экспроприации и полагающие-ся по распорядку дня эксцессы. Проведя показательные акты революционной справедли-вости, сухоносовцы покинули город под духовой оркестр. Музыканты наяривали свыше сил: дирижировали заряженным револьвером. Под ту музыку уездный мир разлетался вдребезги. Красноармейцы-добровольцы из с. Злынь встали на молитву и, помолившись, выступили на защиту революции. Красноармейцы-добровольцы из с. Усть-Нугрь пошли в запой и, перепившись, закололи штыками попа Иоанна и двух его сыновей... История Болховского уезда/района при социализме — это совсем другая история. А по сути и не история еще, а политика. Век судят все, кому не лень, ну так я не стану. Мир праху всех болховчан, убитых и умерших в противоборстве с недобрым роком. Среди де-сятка современных концепций философии истории нет той, что убедительно объяснила бы простым провинциалам, почему так скудны плоды, взращенные столь многими жерт-вами и трудами. Фонетическая фантазия Болхов. Так назвали его некогда сарматы, а что сие значило — уже не узнать. Гово-рят, что имена — семена судьбы. Кажется, пытались его некогда переименовать на понят-ный славянский лад: Девягорск, дивный град на девяти горах. Не привилось. Осталось: Болхов, Болохов. Словно ударил некто в колокол на заре времен, и плыл гул через темные столетия, и даже над запустелым пепелищем кружило тихое эхо и вошло в уши воевод Ивана Грозного: быть посему! Что слышалось русскому уху в этом созвучии? Блохов. Плохов… Оставим это злому зубоскальству. ХЛЕБОВ. Хорошо, но не убеждает. Пойдем по отголоскам иных корней. БОЛь ХОВать — прятать страдание. ПОЛ ОКОВан — наполовину скован. БОГОВ, БЛА-ГОВ — о, если б! БОЛьшой КрОВ — всем бездомным Дикого Поля. А может быть, в зву-кописи скрыта картина болот, поросших ольхой в низинах речек? Пожертвуем логику ас-социативным ассонансам, и тогда: в поле глохнущий зов; былому хвала и любовь; память боя лихого; бунт-холопство; бор глухой совиный... А в тени звука боязливый вздох: ох, боком не вышло бы... Далеко, однако, заносит. Впрочем, пустое. Болхов — и все тут. Примите и прочее. Преданья старины глубокой Самые древние уже нами помянуты. О граде Девягорске, о свинстве Батыя. Эти уже засушены в книжных страницах. Есть и другие. Мудрые, поэтичные, корявые, нелепые. Три темы более всего волнуют воображение болховичей: разбой, сокровища и святость. Самая почтенная потому легенда — о разбойнике Опте, в ней все воедино. Корни ее во Диком Поле, когда лютовали здесь по безвластию лихие люди, и славен меж ними по уда-ли и удаче был некто по имени Опта: то ли вожак ватаги, то ли начальствующий стана, то есть царской погранзаставы. Стяжав богатство, раскаялся и вложил деньги неправедные в богоугодное дело: стал спонсором строительства двух монастырей, сохранивших в назва-ниях его имя. Первый близ руин Болхова, второй — Козельска. Тем способствовав возро-ждению провинции через финансовую поддержку духовности и культуры. Жил ли когда Опта — неведомо, а монастырь с той поры замечен в источниках, и в дальнейшем в цен-тре всех событий и легенд. Бесспорный факт посещения крепости Иваном IV также обсижен воображением по-колений. Большинство болховчан за непременное вам скажут, что в Троицком соборе вен-чался грозный царь с одной из своих жен, вот только запамятовали — с которой. Меха-низм апокрифа очевиден: аберрация памяти о царице Марии Милославской, первой жене Алексея Михайловича. Но другое уж совсем несообразно: некоторые полагают, что в Бол-хове, скорее всего в монастыре, спрятана знаменитая библиотека Ивана Грозного. С монастырем связано много иных преданий, обрисовывающих крайности ментали-тета. Есть благоговейные — о явлениях молящимся архимандрита Макария (о нем впере-ди). Есть богохульные — о подземном ходе из мужского монастыря в женский Богоро-дицко-Всесвятский и превеликих там оргиях. С Оптинскими подземельями связан и более свежий вымысел о сокровищах скрытых. Якобы были собраны в гражданскую войну ме-стной буржуазией пуды золота-серебра на поддержку белого дела и спрятаны тут до под-хода Деникина. Да не сумели белые, взяв Орел, прорваться на Бол-хов, а хранителей кла-да по чрезвычайному положению красные в одночасье расстреляли. С тех пор искали его многие — и госслужбы, и частные предприниматели — да так никому тот клад и не дался. Горожане не чужды некоего романтизма. Из драм былого популярна следующая. Увлекся некогда богатый купец красавицей-цыганкой, выкупил ее у табора и при себе по-селил. Холил-лелеял, а все ж не убереглась его полюбовница от степной тоски и наложила на себя руки. Продал купец свое дело, а на те деньги построил колокольню Георгиевской церкви, как свечу великую во спасение ее души. А сам ушел в монастырь, свой грех зама-ливать. По документам устанавливается, кстати, пристройка притвора к трапезной на средства купца Губарева в 1862 г. Скучное дело, выдумка лучше. Многое забывается в этом поколении. Кто постарше, еще могут припомнить дедов-ские бывальщины о шалостях и местах обитания нечистой силы, разбойничьи истории бог весть какого века; бабки больше помнили о болхов-ских чудотворцах, праведниках и юродивых. Да кто за ними записывал?! Вот дореволюционные краеведы были добросове-стней. Свидетельства о святости оптинского старца Макария тщательно протоколировал по воспоминаниям горожан И. Ливанский. Случаи чудотворности болховского списка иконы «Взыскание погибших» подытожил А. Георгиевский. Два разбойничьих предания записал А. Юрасовский. Это все опубликовано в сбор-никах начала века. Сохранению ускользающей старины посвятил свою жизнь журналист А. Е. Венедик-тов. Его книги и газетные публикации исполнены патриотического пафоса. Он умер без-временно, и последние годы его жизни были отравлены горьким осознанием одиночества. Смены ему нет. Альманах «Болховские были» (Орел, 1995) подготовлен сотрудниками областного музея; в основном по архивным изысканиям. Коллективное сознательное болховчан задето прогрессирующим склерозом. Уездная Россия теряет свою самобытность. В общем информационном пространстве, к худу ли, к добру ли, — но межей нет. В 1970 г. Постановлением Госстроя РСФСР и коллегии Министерства культуры рес-публики Болхов был включен в число особо ценных городов-памятников. Кто-то горько пошутил: «Посмертно...» Окаменелость духа Если попробовать интерпретировать модный термин «менталитет» с неподобающим буквализмом, по латино-греческим корням, то обнаружим в нем «сознание» и «камень». Прочтем как в заголовке: окаменелость духа. То есть исторически сложившиеся особен-ности мировоззрения, становящиеся основой жизненных стратегий отдельных этносоци-альных групп и плохо поддающиеся изменениям. Суть опыта, соль слез и пота отклады-вается в костяк социальной психологии. Окаменение в Традиции дает стойкость, но лиша-ет гибкости. Потому болховчанину легче перетерпеть, чем подсуе-титься. Новации с тру-дом преодолевают болховские косогоры, поросшие вольным лопухом. Святой Кукша, просветитель вятичей, во время оно так сюда и не добрался. Из Мценска вышед, до Волхова не дошел, сподобившись на пути мученической кончины. И века еще свет христианства пробивался во тьму языческую, в которой упорно каменел дух упрямых вятичей. В разных источниках и с различных сторон отмечена одна наследственная болховская черта. Назовем ее — недоверие. Прочтите в слове недостаток веры, мрач-новатый скептицизм и привычку полагаться лишь на свой здравый смысл. Первейший апостол болховчанам — Фома. Корни такого склада тянутся, видимо, в сепаратизм вяти-чей Х века. Татарское лихо загнало внутрь их упрямую особость. «И светлое небо кажется насмехающимся над их злополучием, руки их отяготели и неохотно принимаются за соху» (Пясецкий). Но, хочешь не хочешь, а надо вкалывать. И принимались — за соху, за топор, за бердыш. Быт — это труд и терпение, терпение и труд. Не с того ли и процвел кожевен-ный промысел, что шкура у местных людей дубленая. И навыки выживания соответственные. Бог высоко, царь далеко, а беда всегда рядом. В войну враг немилосердствует, а в мир начальство самодурствует. Будь то воевода, будь то первый секретарь РК КПСС: в столице слуга, а в уезде полный барин. Форма защиты одна: мол-чаливое упорство. Набычиться и держаться своего. За что их и недолюбливали окрест, особенно соседи, хитрованы-омчане, т. е. мценские. С допетровских времен прилипло к болховчанам обидное прозвище: «своемеры-дулепы». Не очень внятно, но характерно. В насмешку над их простотой еще и присказку придумали: «Болховичи кузовом солнышко поймали». Байки сочиняли. Дескать, ехали как-то отец с сыном на дальнюю ярмарку, а при ночлеге на постоялом дворе сани поставили оглоблями в ту сторону, куда ехать, а так как шутники те сани развернули, так и распрягали ввечеру следующего дня в своем дворе. Съездили! И священник Лукьянов в путевых заметках не удержался от охулки. Вышеприведен-ное описание Волхова краеведы цитируют обычно не до конца, опуская следующее: «...люди в нем невежи, искусу нет ни у мужеска полу, ни у женска». Какого искусу не на-шел батюшка, не очень понятно. А о невежестве сказано резко, но верно. Дважды, в 1738 и 1762 гг., были попытки открыть школу, но кончалось скверно. Ученики разбегались; имущество «разломано, похищено и находится в опустошении», а здание — «приют для ночных бродяг» (из донесения церковным властям). В век просвещения здешний народ коснел вне оного, все норовя примеряться ко всему своим умом и по своему норову. Ну как есть — своемеры! Осень в Болхове В застывший осенний вечер, в час меж сумерками и тьмою город открывается к моменту истины. (Таков он в офортах Н. Силаева и фотографике Л. Тучнина). Лучше всего встать на плотине через Нугрь, спиной к заводи, где тонет томным от-ражением дебелая уездная луна. Впереди, на холме доминантой ландшафта монументаль-ный Спасо-Преображенский собор и изящная Троицкая церковь с обезглавленной коло-кольней. Слева, на предхолмии купол и колокольня Георгиевской церкви. Как прекрасно и как безнадежно! Не надо благоговейно креститься на мертвые храмы. Не стоит, право: Бог вышел из этих полуразрушенных скорлуп. Если Христос и не оставил Россию и не выбыл на свою историческую родину, он, как и прежде, босиком исхаживает наше нескончаемое захолустье. Может статься, пробирается окраинами этого многострадального городка, расползающимися в полудеревни, бредет через подмороженную радиоактивную грязь не-задавшегося века. Минуя вросшие в огороды домишки, мельком заглянет в окна, где разу-верившиеся потомки набожных кожевенников, укладываясь спать, нет-нет да и ругнут судьбу предпоследними словами. Обиходный синоним судьбы — доля. Понимай: недоля. А на пригородном монастырском холме встретит Христа смиренный инок Макарий, забытый ныне учитель Болхова, их непрославленный святой. Отсюда весь город виден. Лежит в редких пунктирах слабых фонарей, расчерченный кривыми кварталами, как кус-ками неумело раскроенной кожи. О Болхов, романтический хром, истрепанный вековыми невзгодами! Или нет; в ви-дении остатков архитектурных ансамблей, исполненных верой и тщеславием богатых ко-жевенников, пусть скажется так: О Болхов, ты — фасонный сапог, стоптанный втуне по свиному шляху истории! Простите за метафору. Я долго жил в этом городе и сверял время по соборным курантам. Я сроднился с ним — и, значит, сам стал отчасти своемером. Что и подтверждается не столько заголовком, сколько структурой предложенного текста. Момент истины — лишь момент. Мелькнет и ускользает. Темно и пусто. Вот завоют на луну из пустых садов беспородные болховские псы, вкладывая цепную тоску в про-тяжное кобельканто. У человека случается тоска злее собачьей. Нигде так тяжко осень не давит на душу, как в глухих российских углах. Просторами и умами овладевает унылое оцепенение, и в подвалах сознания мышью скребется вопрос: вот еще год прошел — а толку? Но податься некуда — надо терпеть и вкалывать. Встарь, вчера, сегодня, завтра, всегда. Задолго до полуночи в Болхове гаснут последние огни, и силуэты храмов на хол-мах теряются во тьме. Панорама города Болхова. Вместо эпилога В позапрошлом веке город гораздо вознесся. В прошлом столетии больно пал. В 1851 го-ду был завершен Спасо-Преображенский собор – наибольший в округе храм в два этажа о шести престолах; колокольня с курантами и колоколом о семиста пудах… с 1930 года – склад райпотребсоюза. Лучшие времена наступили: теперь в соборе упокоены вновь обретенные мощи о. Геор-гия (Коссова), канонизированного Архиерейским собором 2000 года – поныне единствен-ные святые мощи в Орловской земле. Привлекая паломников и – Бог даст! – инвестиции, восстановленный собор может стать градообразующим объектом старинного Болхова. Старые улочки стягиваются в плане застройки к устойчивому историческому центру в ожидании чуда. |
Адрес: 302028, г. Орел, ул. 7 Ноября, д. 43. Телефон / Факс: 8 (4862) 43-46-71.
